Игорь РАБИНЕР

СЕЙЧАС ЖУРНАЛИСТИКА У НАС СЛАБЕЕ ПРЕЖНЕЙ ИЗ-ЗА ОБЩЕЙ НЕСВОБОДЫ В СТРАНЕ

Подробное интервью нашему сайту дал обозреватель газеты «Спорт-Экспресс», писатель-документалист, автор 11 книг на спортивную тему Игорь Рабинер.

-Мои родители появились на свет в Одессе, - начал свой рассказ Рабинер. - И хотя сам я родился уже в Москве, но все детство, вплоть до семнадцатилетнего возраста, каждое лето проводил на родине предков, в спортлагере в Черноморке, где работал мой дед.  И считаю «жемчужину на море» своей второй родиной. В школьные годы, приезжая к сентябрю домой, я даже специально старался говорить «по-одесски». И надеюсь, что творческий дух Одессы, подарившей миру столько мастеров слова, оказал какое-то  небольшое влияние и на меня. Мне и по сей день коллеги присылают по электронной почте яркую и небанальную одесскую еженедельную газету «Время спорта» - так что чувствую с городом неразрывную связь.

 Хотя со временем, после того, как все родственники оттуда уехали, ездить в Одессу стал намного реже — единственный раз за последние 15 лет  побывал там  в 2007-м, совсем незадолго до внезапной кончины Виктора Евгеньевича Прокопенко. Тогда мы с ним очень хорошо пообщались, прекрасно посидели в ресторане его бывшего партнера по «Черноморцу» Вячеслава Лещука. Мне и в голову не могло прийти, что все так случится. К тому моменту Прокоп не выпивал ни грамма больше 15 лет и выглядел потрясающе. Помню, я подумал тогда: «Как хочется в 62 года быть таким же молодым!». И через полтора месяца у него отрывается тромб... Честно говоря, это один из самых больших ударов, с которым не могу смириться до сих пор. Виктор Евгеньевич символизировал для меня Одессу. Своим духом, настроением, характером и юмором.

-Вы говорили, что в шесть лет влюбились в футбол. Как это произошло?

-Все было постепенно. Нельзя сказать, что я влюбился в футбол после какого-то конкретного матча. Сказалось то, что вся моя семья по мужской линии – это яростные болельщики. И оба деда, и отец, и мой дядя – известный поэт-песенник Игорь Шаферан. Все они поклонялись и поклоняются футболу. Отец, живя в Америке, по ночам смотрит матчи чемпионата России. Поэтому шансов не полюбить футбол у меня не было никаких. Московский «Спартак» и одесский «Черноморец» - это две команды, за которые болели в моей семье. И любовь к ним я унаследовал и продолжил.

-Болельщик и журналист – это разные люди. Как в Вашем случае произошел переход от болельщика к журналисту?

-Я помню два эпизода, когда что-то во мне начало переключаться. Я начал видеть не только «Спартак», но и футбол в целом. Начал понимать, что «не «Спартаком» единым». Оба случая произошли в  1990-м году.

Летом я окончил первый курс журфака МГУ и вместе с родителями и своим одногруппником поехал в круиз на теплоходе по Волге. Там познакомился со своим сверстником, с которым мы потом стали ближайшими друзьями. Он родом из Киева, был и остается яростнейшим поклонником киевского «Динамо». Мы быстро нашли общий язык. И на протяжении всех трех недель круиза постоянно спорили до хрипоты. Бесков или Лобановский? Игра или результат? Футбол комбинационный или атлетичный? И, что интересно, в процессе этих споров в этом человеке я увидел совершенно равную себе фигуру в том плане, что у нас было много общего. И единственное, что нас разъединяло, это была любовь к разным футбольным командам. И споры были качественные, аргументированные с обеих сторон. Переспорить друг друга было невозможно. Так вот, в процессе этих дискуссий я проникся уважением не только к своему оппоненту, но и к объекту его любви. В этот момент я полноценно для себя осознал, что явление, которое на той стороне, для кого-то точно так же значимо, как для меня - «Спартак». Это был очень важный шаг к объективному взгляду на футбол, который должен  быть свойственен журналистам.

Второй момент был в ноябре 90-го. Я начинал писать для центральных изданий. Местом моей внештатной работы был еженедельник «Собеседник». И одним из больших желаний было сделать интервью с Владимиром Никитовичем Маслаченко. Каким-то образом нашел его телефон, позвонил. И он пригласил меня к себе домой. Показательный момент, насколько это был открытый и душевный человек. Кто семнадцатилетнего пацана пригласил бы к себе домой, будучи таким мэтром, как Маслаченко? Фраза: «Савичев, ну забей, я тебя умоляю!» уже два года как прозвучала. Владимир Никитович был кумиром страны. Когда я услышал, что могу прийти к нему домой, у меня аж в глазах потемнело. Мы замечательно пообщались несколько часов. Спустя две или три недели я принес ему интервью на вычитку. Он в своем маслаченковском стиле написал внизу материала: «Проверено. Мин нет!». И в качестве благодарности за проделанную работу на следующий день предложил мне поехать с ним в «Лужники» и посидеть в комментаторской кабине на матче ЦСКА – «Спартак», одной из решающих игр того чемпионата. Помню, что всю ночь не мог заснуть. Тогда была очень запутанная ситуация в чемпионате. Я подготовил для Владимира Никитовича всю возможную статистику в плане раскладов.

Мы поехали в «Лужники». О том, чтобы дать во время репортажа слово мне, речи, конечно, не было и быть не могло. Я сидел в комментаторской кабине и меня разрывали изнутри эмоции. Молчать 90 минут, не заорать, когда «Спартак» забивает, не выругаться, когда пропускает, было очень трудно. И в какой-то момент я заставил себя смотреть на футбол другими глазами. Объективными, спокойными. Оценивать качество игры. Я понимал, что если буду смотреть как болельщик, то произойдет что-то непоправимое. Понял, что должен себя как-то психологически перестроить.

На самом деле, когда начинаешь работать,  писать, то болельщицкие моменты уходят сами по себе. Больше сопереживаешь симпатичным тебе людям в разных командах. Неожиданно обнаруживаешь, что тот или иной тренер или игрок твоей любимой команды по человеческим качествам не очень хорош. А игрок команды, тобой прежде не любимой, на самом деле замечательный парень.

Если говорить о коренном различии между болельщиком и журналистом, то оно заключается как раз в том, что журналист болеет за футбол в целом. А также за определенных людей, к которым относится с уважением как к личностям. Я думаю, что подобная метаморфоза происходит почти с каждым человеком, который из болельщика превращается в журналиста.

-Вы поступили на журфак за год до этих историй. Уже тогда хотели стать журналистом?

-Журналистом я хотел стать лет с 13-ти. Помню, что на моих проводах в США, в начале 96-го года, мой одноклассник Леша Недумов сказал, что я хотел стать журналистом чуть ли не с третьего класса. Конечно, это была гипербола. С Лешей мы в 9-10 классах делали школьную стенгазету. Я был главным редактором, он был моим заместителем, и по совместительству художником. Выдавал потрясающие карикатуры. Нас чуть было не выгнали из комсомола за то, что мы к седьмому ноября выпустили глумливую газету. Уже была перестройка, свободу мысли проявлять можно было. Но мы с этой  свободой в представлении педсовета сильно перебрали.

Конечно, в третьем классе о журналистике я не думал. А вот лет в 13 – да. У меня в Одессе был любимейший журналист, который писал под псевдонимом Андрей Ясень. На самом деле его звали Борис Деревянко, главный редактор «Вечерней Одессы». На футбольную тему он, как теперь модно выражаться, отрывался. Это были потрясающие, вдохновенные эссе. Каждый матч он превращал в поэму. Видел за обычной игрой неизмеримо большее, чем эта игра на самом деле являлась. Это же, кстати, говорили и о Вадиме Сиинявском. Тот, пользуясь тем, что кроме него этот матч никто не видит, изрядно привирал. Но получалась-то поэма! Поэтому это имело право на существование. Говорят, Синявский поэтому и не потянул, когда пришло телевидение. Не осталось места для здоровой фантазии.

Ясеню также удавалось за счет своего феноменального таланта превращать любой матч в поэму, психологический триллер и так далее. Когда мой дед переехал в Москву, его бывший коллега, с которым они вместе преподавали в Одессе, стал присылать ему вырезки из газет со статьями Ясеня. Этот человек перенес инсульт. Но продолжал присылать эти заметки, криво вырезанные из «Вечерки» непослушной рукой после инсульта.

Я читал эти заметки. И однажды решил сам написать Ясеню письмо о том, что в Москве тоже есть болельщики «Черноморца», которые получают удовольствие от просмотра матчей и от чтения его публикаций. И небольшой отрывок из этого письма, совершенно для меня неожиданно, был опубликован в «Вечерней Одессе».  И вот тогда я и подумал, что если мое письмо в 13 лет опубликовали, то может я и журналистом смогу стать, научиться писать как Ясень?

В 1987 году открылась школа молодого спортивного журналиста при «Комсомольской правде». Я пошел туда, вход был свободный. И, удивительное совпадение, гостем там был мой будущий главный редактор в «Спорт-Экспрессе» Владимир Михайлович Кучмий. И я, в силу своей непосредственности и малолетней наглости, просто достал его вопросами о том, почему «Советский спорт» мало пишет о футболе, почему вся вторая полоса (а всего их было четыре) посвящена здоровому образу жизни, а отчетов о матчах «в номер» вообще нет. Сейчас это невозможно представить: составы команд люди узнавали не на следующий день, а через день, за исключением разве что самого центрального матча.

 Я немного замучил Владимира Михайловича. Но при этом он очень культурно отвечал, со многим соглашался. И после этого мероприятия я имел наглость подойти к Кучмию и спросить его, могу ли я постажироваться  в «Советском спорте». После всего того, что я наспрашивал и наговорил, я не представляю, как он сказал мне «Да». Я пришел, он написал рекомендательную записку и отправил к еще одному моему будущему учителю - Сергею Микулику. Его я считаю лучшим футбольным журналистом 90-х годов. Очень жалко, что Сергей Арнольдович стал потом меньше писать. Это абсолютно гениальный человек. И в тех редких случаях, когда удается читать его материалы, я получаю огромное удовольствие. Жалко, что его суперталант сегодня не реализуется даже на 15 процентов. Такими журналистами разбрасываться нельзя.

Я проходил практику в отделе, который назывался «Отдел публицистики и актуального репортажа». Что подразумевало, видимо, что бывают репортажи не актуальные. Тем не менее, это было здорово и очень интересно. Помню, меня просили работать с письмами. В это время открытое письмо в «Совспорте» опубликовал Гарри Каспаров. Письмо было революционное, направленное против спорткомитета. А потом наше советское государство решило ему ответить путем коллективного письма (как это было тогда принято), под которым подписались многие известные спортсмены, включая Сергея Бубку. Писали, что Каспаров – «редиска», а наш Госкомспорт – чудесная организация, которая все делает правильно. Меня попросили разложить на две стопки письма читателей за Каспарова и против него. Было порядка трехсот писем. Из них примерно 287 было за Каспарова, и лишь 13 против. И что такое «жонглирование умами читателей» я понял спустя несколько дней. Я думал, что письма опубликуют в такой же пропорции, то есть из десяти восемь будут «за» и 2 «против». Но все оказалось не так. Опубликовали их в одинаковой пропорции.

Не знаю, сохранилось ли сейчас в школах понятие УПК — учебно-производственной практики.  В 80-е, когда учился я, мне на этом УПК довелось быть и токарем, и химиком-лаборантом, и операционно-кассовым работником. Меня все это, честно говоря, достало, и я решил пойти в районный отдел народного образования с мольбой о том, чтобы мне разрешили вместо УПК пройти практику в газете «Советский спорт». Принес все необходимые письма. И, к моему совершеннейшему ликованию, просьбу удовлетворили. Последние полгода в выпускном классе я вновь провел на стажировке в «Советском спорте». 

В девятом классе я сдал экзамены — сочинение и собеседование - в школу юного журналиста журфака МГУ. При этом, когда были вывешены списки зачисленных, меня в этих списках не было. А я чувствовал, что все сдал хорошо. Всегда стараюсь поступить так, чтобы потом не было досадно, что я чего-то не доделал. «Делай что должно, и будь что будет» - как написал Лев Николаевич Толстой.  Пошел в приемную комиссию, они посмотрели списки и сказали, что не вписали меня в вывешенный перечень принятых случайно, на самом же деле я зачислен. А представляете, если бы я просто расстроился и ушел?.. Отсюда урок: каждую ситуацию надо «дожимать» до конца.

В этой школе я прозанимался два года до института. Учась там, начал трудиться на внештатной основе в газете «Мартеновка» завода «Серп и молот». Эта практика многое мне дала. Там мне со временем предоставили определенную степень творческой свободы.

Цифры я помню достаточно плохо. Но дата 5-го февраля 1988 года врезалась в память. В этот день вышла моя первая заметка. Посвящена она была заводским соревнованиям по лыжному спорту. Помню, как мерз у финиша, чтобы взять интервью у победителей. 

В «Мартеновке» я писал не только о спорте. Выходил у меня и большой материал о встрече в ДК завода «Серп и молот» с Владимиром Войновичем, и театральные рецензии, и жесткий материал по поводу деятельности профкома завода. Помню даже, что меня потом вызывали «на ковер» в профком. Родители меня успокаивали, просили не нервничать. А мне было всего 15 лет.

С работой в «Мартеновке» у меня связана еще одна история. Бывают такие удивительные совпадения. Я писал о женской заводской команде по хоккею с мячом и футболу. Они играли примерно в одном составе. Поскольку это был мой первый опыт в журналистике, я запомнил имена и фамилии девушек: Екатерина Пашкевич, Жанна Щелчкова и так далее. С тех пор прошло четырнадцать лет, и вот я приезжаю на зимнюю Олимпиаду-2002 в Солт-Лейк Сити. И меня посылают написать репортаж о женском хоккее. Я открываю протокол. И что же я там обнаруживаю? Екатерину Пашкевич и Жанну Щелчкову! Представляете? Я, будучи пятнадцатилетним, начинал писать о них – пятнадцатилетних, семнадцатилетних девчонках, игравших в хоккей с мячом в заводской команде. И спустя столько лет я, спецкор «Спорт-Экспресса», пишу о них, как об игроках российской сборной по хоккею с шайбой. Потрясающий сюжет!

-А первое интервью свое помните? 

-Если говорить об интервью для центральной прессы, то, конечно, помню. Это была незабываемая для меня история. У меня возникла идея сделать интервью с великим нашим журналистом, считаю, лучшим спортивным журналистом всех времен, Львом Ивановичем Филатовым, который был для меня просто суперкумиром. Я читал с упоением все его книги.

В марте 1990-го года, в конце первого курса, я подумал, что пора начинать писать для серьезного издания, «федерального уровня», как это принято сейчас говорить. И начал искать места, куда можно было, грубо говоря, приткнуться. Изданий было немного, и везде были свои штатные авторы. Это сейчас у нас Бог знает сколько сайтов, да и всегда можно начать вести блог. На протяжении того времени я покупал различные газеты и смотрел кто где что пишет. И обнаружил, что спорт крайне мало присутствует в еженедельнике «Собеседник». После чего совершил одну невинную, по-моему, авантюру. 

Благодаря каким-то контактам мне удалось достать телефон Филатова и узнать, кто заведует отделом спорта в «Собеседнике». Это был Петр Воронков. Я позвонил ему и представился: мол, я студент первого курса журфака МГУ, хочу писать в «Собеседнике» о спорте. Естественно, он спросил, что я могу ему предложить. На что я ответил: «Интервью с Львом Филатовым». Реакция была такова, что это здорово. Потом позвонил Филатову, сказал: «Здравствуйте Лев Иванович,  Вас беспокоит корреспондент газеты «Собеседник» Игорь Рабинер». Хотя «корреспондентом» данной газеты я стал лишь благодаря обещанию сдать это интервью.

На самом деле Лев Иванович согласился не сразу. Целый ряд его предыдущих интервью был искорежен и опошлен авторами. Он достаточно долго меня расспрашивал, почему я хочу взять интервью именно у него. Я приводил ему цитаты из его книг, говорил, что вырос на его публикациях. Это его проняло, и он пригласил меня к себе домой в Кунцево. Разговаривали мы несколько часов. И так получилось, что в течение нескольких месяцев после этого я где-то раз в три-четыре недели приходил к нему. Лев Иванович и его жена Раиса Дмитриевна замечательно меня принимали. Филатов рассказывал мне бесценные вещи, учил меня профессиональным вещам, нравственным основам журналистики, которые потом мне очень серьезно помогли.

В том же году у меня в «Собеседнике» были опубликованы еще два интервью - с Федором Черенковым и Владимиром Никитовичем Маслаченко.

В конце января 2011 года у меня выходит новая книга - «Спартаковские исповеди». Это будет сборник из 16 монологов знаменитых спартаковцев разных поколений, от Симоняна и Исаева до Тихонова и Павлюченко. Главная идея – увидеть историю «Спартака» глазами её топ-фигур. Там будет монолог Маслаченко, наверное, последнее его большое интервью. Мы разговаривали с ним в сентябре, за два месяца до его смерти. Многие не знают, но за неделю до инсульта Владимир Никитович купил себе новые горные лыжи. Это был фантастически жизнелюбивый человек, от него шла невероятная энергетика. До сих пор не могу поверить, что его нет с нами.

-Какой была Ваша дорога из «Собеседника» в «Спорт-Экспресс»?

-Она прошла через несколько небольших футбольных изданий, которых в первые годы существования Российской Федерации расплодилось много. Государственной монополии на выпуск печатной продукции не стало. Газеты эти в силу нестабильного финансирования и сильнейшей инфляции в стране могли существовать полгода или год. Но было их много.

До конца 1990 года я работал на внештатной основе в «Собеседнике». Затем меня пригласили работать в газету «Футбольная панорама». Это был комплекс из двух изданий:  журнала «Мир футбола» и газеты «Футбольная панорама». Финансировал  их одесский бизнесмен Сергей Ангелов. Потом он на протяжении многих лет издавал ежегодники РФС, а с какого-то момента превратился в фотографа.

В это издание перешло много  известных и опытных журналистов. Для меня огромной честью стало приглашение на роль этакого подмастерья. Главным редактором был Виктор Асаулов, который много лет работал в еженедельнике «Футбол – хоккей». Недавно я с большим удовольствием я узнал, что он выпустил книгу с лучшими публикациями Льва Филатова. Работали в «Панораме» и Юрий Цыбанев, ныне одна из звезд «Советского спорта», и Леонид Рейзер, который всегда, правда, чаще писал о хоккее. Я, открыв рот, смотрел на этих успешных в своей профессии людей, и впитывал все, чему.

Такие издания долго не проживали. «Панорама» по финансовым причинам начала загибаться к концу года. Открылась другая газета, под названием «Футбол-экспресс». Финансировал ее владелец «Асмарала» Аль-Халиди. Опять же пришел я в эту газету молодым репортером. Тоже было интересно. В этом издании также работал Цыбанев. Главным редактором был Лев Костанян, который в свое время был собкором ТАСС в Португалии, но при этом написал материал для первого номера еженедельника «Футбол» в 1960-м году, еще до его переименования в «Футбол-хоккей».

Затем меня позвали в еженедельник «Футбольный курьер», позже превратившееся в «Футбол-ревью». Там мы работали вместе с Максимом Квятковским, с которым позже перешли в «Спорт-Экспресс». А потом из «Футбольного курьера» нас пригласили обратно в «Футбол-экспресс», но уже  в другом статусе. Квятковский был главным редактором, а я – его заместителем. Это был 1993 год, мне было 20 лет, а Квяткоскому – 21. Любопытный был опыт. Мы создали энергичную молодую команду. У нас работали замечательные журналисты, мои друзья: Алексей Лебедев (нынешний шеф отдела спорта «Московского комсомольца»),   Юрий Бутнев, который много лет работал в «Спорт Экспрессе», а сейчас - в «МК» и на сайте bobsoccer.ru, Алексей Андронов, известный телекомментатор, Георгий Морозов, чудеснейший журналист, которого я считаю по своему уровню одним из самых недооцененных в этой стране. Он мог бы стать одним из топ- авторов любого издания, но являет собой образец феноменального отсутствия амбиций при выдающемся журналистском классе.

Я считаю, что всем журналистам нужно ощущать связь времен. Наше поколение начинало во время излома страны. Многие из моих сверстников думали, что журналистика начинается с них. А все, что было раньше – ненастоящее. Тогда как мы, молодые, сейчас покажем, как надо работать. Это неверный, несправедливый подход. Мне кажется, что человек, приходящий в спортивную журналистику, должен знать, что было вчера и позавчера. Знать, что было опубликовано, и учиться. Ведь без прошлого нас не будет никогда.

Находясь в «Футбол-экспрессе» еще на позиции корреспондента в 1992-м году, я понял, что нам нужны еще более молодые корреспонденты. Я пришел 1 сентября на первую лекцию журфака МГУ к первокурсникам, и  Ясен Николаевич Засурский, легендарный декан факультета, дал мне слово. Я попросил тех, кто хотел заниматься на факультативе спортивной журналистики и сотрудничать  в газете «Футбол-экспресс», подойти ко мне. Тогда обратилось человек восемь, среди которых были будущий заместитель главного редактора «Советского спорта» Александр Зильберт и Юрий Бутнев, о котором мы уже говорили. Эффективность получилась неплохая.

Поработав заместителем главного редактора в «Футбол-экспрессе», я в начале 1994 года получил предложение от «Спорт-экспресса».  И еще имел наглость взять две недели на размышление. Я, видите ли, считал, что мне больше подходит еженедельный график работы. Ежедневная потогонка, полагал я, не позволит мне реализоваться, я стану такой, как все. Считал себя индивидуальностью, которая может слиться с общей массой.

Но все-таки согласился. И сейчас не представляю, как можно работать не в ежедневной газете.

Я хотел бы сказать еще большое спасибо моему учителю на журфаке Владимиру Владимировичу Шахиджаняну, известному психологу и журналисту. Он вел у нас спецсеминары. И на протяжении полутора лет заставлял писать дневники наблюдений. В них не следовало описывать только личную жизнь. А все остальное, что мы увидели и узнали, стоило фиксировать в этих дневниках. Затем все  эти тексты сдавались Шахиджаняну, а после анализировались. Так я учился пахать. Потому что все детско-юношеские убеждения о том, что нужно ждать вдохновения, журналисту надо из себя вышибать. Это не та профессия, где ты имеешь право себя жалеть!

 Реальная журналистика в лице Шахиджаняна объяснила мне, что мы должны быть готовы всегда что-либо написать. А Владимир Михайлович Кучмий всегда нам говорил: «Если что-то вас задело, завело, вы увидели что-то такое, из-за чего в вас вскипели эмоции, вы должны об этом сразу же, моментально написать. Пусть это выйдет через день. Но на следующий день эмоции и нерв будут потеряны. И не будет этого драйва». Мои учителя научили меня колоссальным вещам, за что им огромное спасибо.

-В профессии журналиста действительно нужно получить специальное образование?

-Не могу сказать, что это обязательная вещь.  Есть масса выдающихся журналистов, которые, не имея журналистского образования, на своем желании впитывать, на своем таланте, на своей работоспособности добились того, чего не добились многие, профессиональное образование имеющие. Возьмем моего коллегу по «Спорт-экспрессу» Евгения Дзичковского. Он до 33 лет был кадровым военным. Уволился из армии, будучи подполковником вооруженных сил. Никакого журналистского образования. Но журналист феноменальный.

-В чем, на Ваш взгляд эволюционирует журналистика?

-Сейчас у людей гораздо выше уровень информированности. Все смотрят футбол, включая иностранный, у всех есть интернет. Вы себе не представляете, насколько сейчас легче готовиться к интервью, по сравнению с девяностыми годами. Вбил в поисковик фамилию человека, и, если у тебя есть настырность, то, покопавшись несколько дней, найдешь столько, что станет непонятно, о чем еще этого человека можно спрашивать. Поэтому я тщательнейшим образом, несколько дней, готовлюсь к какому-либо материалу. Для меня очень важно найти определенные белые пятна. Самое интересное, что это всегда удается. Не было ни одного случая, когда о человеке было написано абсолютно все. Находится всегда какая-то сторона, которая не была освещена.

Помню, году в 2005-м я делал интервью с Андреем Тихоновым. Готовясь к материалу, я понял, что совершенно ничего не говорилось о том, как он служил в армии. Упоминалось только, что он два года охранял заключенных Сибири. Деталей не было. На этом я и построил свое интервью.

В человеческой жизни всегда можно найти те или иные моменты подобного плана. Ни одна из шестнадцати бесед, которые я делал для своей новой книги, не вызвала у меня разочарования. Людям настолько приятно вспоминать те яркие дни.

Не хочу никого учить, но мне кажется, что главное, чтобы было интересно самому журналисту. А я уверен, что то, что интересно журналисту, интересно и читателю.

Когда мы с моим отцом отдыхали в Мексике, я спросил его, в чем секрет его оптимизма и жизнелюбия. Он ответил мне, что ему просто не надоедает жизнь. Интересно узнавать и открывать что-то новое. Наверное, секрет успеха в журналистике и заключается в непрекращающемся любопытстве.

-У Вас в жизни были моменты, когда Вам хотелось бросить свое дело?

-Наверное, нет. Был момент, когда я, наоборот, понял, насколько обожаю свою профессию. Произошло это в Америке, когда я жил там. Мне было непросто. Осваивался в новой реальности, занимался одновременно многими вещами. Восемь месяцев работал в одном полугосударственном офисе, занимался проблемами российских эмигрантов. У меня было ощущение, что, проработав восемь часов, я вычеркиваю их из жизни. И вот тогда я понял, что такое, иметь любимое дело и заниматься им. До этого не представлял, что может быть по-другому.

Сейчас общаюсь с людьми и вижу, что многие из них не любят то дело, которым занимаются. И для них лучшие минуты каждый день начинаются тогда, когда они уходят с работы. И вынуждены они это делать ради денег. Искренне сочувствую таким людям. Моя профессия дала мне возможность заниматься тем, что я действительно люблю, тем, что мне нравится.

-В одном своем материале о Гусе Хиддинке Вы рассказывали, как, вернувшись из Пекина в 2008-м году, сомневались, сможете ли дальше писать когда-нибудь…

-Не то, чтобы сомневался. У меня просто была совершенно дикая усталость. Это был тяжелейший в плане нагрузок год. Тогда я буквально загнал себя книгами. Предложений было много. Я написал несколько книг подряд, причем на интересные мне темы.

Плюс, это был четный год, а я все годы разделяю на четные и нечетные. По одной простой причине. Четный год - это чемпионат Европы или мира по футболу и зимняя или летняя Олимпиада. А я с 1998-го ездил на все подобные турниры. Это двойная нагрузка: месяц там и месяц там.

В декабре 2007-го у меня вышла вторая книга «Как убивали «Спартак»». В апреле 2008-го выпустил ««Локомотив», который мы потеряли». Для этого летал в Киев, чтобы пообщаться с Юрием Семиным. Несколько месяцев добивался интервью с Валерием Филатовым. Затем вышла книга «Наша футбольная Russia». Эта книга посвящена истории российской сборной с начала 90-х годов и до сегодняшнего дня. Недавно, пересматривая ее оглавление, я понял, что она может помочь кому-нибудь разобраться в том, что происходило в нашем отечественном футболе.

За полгода я выпустил три книги! Я явно перебрал с нагрузками, и, думаю, только достаточно молодой возраст помог мне не сорвать полностью здоровье – хотя локальные проблемы и возникли. Затем месяц работал на чемпионате Европы. Потом в июле у меня вышла книга «Euro – 2008. Бронзовая сказка России», которая представляла собой скорее сборник моих материалов, которые я писал в «Спорт-Экспрессе» во время европейского первенства. Но сделать его было тоже не очень просто. Нужна определенная работа, многое нужно было изменить. Главным в тот момент была скорость: счастье матча с Голландией еще не должно было выветриться из человеческих сердец, когда книга выйдет в свет. И она появилась уже в конце июля, тогда как некоторые мои коллеги выпустили свои книги на эту тему лишь к концу года. Знаю одну из них, которая была очень качественной – ее, под названием «Настоящая сборная», на прекрасном уровне написал пресс-атташе сборной Илья Казаков, обладавший уникальной информацией и тактично, умно, талантливо ею воспользовавшийся. Но из-за того, что время уже ушло, она, насколько я слышал, не получила заслуженного признания в плане тиража. Очень жаль – потому что о спорте пишется не так много хороших книг, и каждая из них должна быть оценена по достоинству.

А потом – еще и Олимпиада.

В тот год я переел журналистики. Приехал с ощущением, что совершенно не хочу писать дальше. Но великий Гус своим позитивом, глубоко философским отношением к жизни вернул мне это желание. Я входил в гостиницу «Гранд Марриотт» с нежеланием когда-либо и что-либо еще писать, а выходил с чувством, словно сегодня вышел из отпуска. Такова энергетика, которой Хиддинк заряжал окружающих. Не знаю ни одного человека, который, будучи игроком, журналистом, да кем угодно, был близок к Гусу и не был бы в него влюблен.

-Кто кроме Гуса может также зарядить Вас энергией, и кого еще Вы можете назвать своими учителями?

- Совершенно однозначно к подобным людям относится мой отец. Люблю людей, которые не устают от жизни, которым всегда интересно узнавать что-то новое. Отец – феноменальный человек. Друзья и знакомые всегда просят его на каких-то своих тусовках быть тамадой. И он всегда за это берется с большим удовольствием, хотя, казалось бы, дополнительная работа. И вижу, как он заводится, когда проводит эти мероприятия. И мне тоже хочется быть таким же, хотя я не обладаю и десятой долей его фантазии и энтузиазма.

Я вообще стараюсь общаться больше с людьми позитивного плана. Зарядить энергией могли такие маэстро позитива, как покойные Прокопенко и Маслаченко – оттого с удвоенной болью воспринимается их потеря. Мне не по душе, когда те или иные люди концентрируются исключительно на негативе. Я сам пишу много критических, порой даже разоблачительных материалов. Но считаю неправильным видеть во всем одну чернуху.

С уважением отношусь к жизненной позиции того же Александра Бубнова, никогда не скрывающего свою точку зрения. Но существенным минусом его считаю именно постоянный, сплошной негатив. Не помню, чтобы он когда-то о ком-то сказал что-нибудь хорошее.

Считаю ошибкой и отрицательной стороной своей второй книги о «Спартаке» то, что я все видел в черном цвете. Ни в коем случае не отказываюсь ни от одной из своих идей. Но другое дело, что был настолько раздражен политикой руководства клуба, что не хотел видеть ничего хорошего. Когда команда три года подряд становится второй – в этом ведь что-то хорошее тоже есть, правда?

А что касается учителей – то это Филатов, Шахиджанян, Кучмий, Микулик. Хочу отметить Владимира Моисеевича Гескина, нашего первого заместителя главного редактора «Спорт экспресса». Он является воплощением творческого начала в наших рядах. Говорил я уже и об Андрее Ясене. Для меня он является заочным учителем, потому что его мне так и не довелось увидеть. В 1997 году его убил киллер. С футболом это не было связано. Борис Деревянко был человеком принципиальным. Он - один из журналистов, которые стали жертвами своей профессиональной деятельности.

Я и сейчас стараюсь учиться у многих. Читать то, что публикуется в других изданиях. К сожалению, сейчас журналистика слабее, чем раньше. В силу общей несвободы в стране. Поэтому сейчас менее интересно то, что пишется в целом. Но, все равно,  талантливых людей не убывает.

-На что в журналисткой профессии у Вас наложено табу?

-Абсолютнейшее табу – это влезание в личную жизнь тех, о ком пишу. Издания вроде «Твоего дня», наверное, имеют право на существование, но я бы никогда не стал заниматься такими делами. Второе табу – это искажение цитат. Прямая речь – святое. Знаю людей, которые не то, чтобы врут, но придумывают заголовок, который отталкивается не от ответа, а от вопроса. Это не то, что человек говорил, а то, что ему навязали.

Просто надо быть порядочным человеком, вот и все.

-Что Вы можете молодому человеку, который сейчас пытается пойти в журналистику?               

-Первое и главное: «Делай, что должно, и будь, что будет». Мы не способны все предрешить в нашу пользу. Но мы должны делать все, чтобы ситуация сработала в нашу пользу. Нужно дожимать любую историю до конца. Главное, чтобы человеку не было стыдно за то, что он не сделал того, что мог бы.

И второе: не надо поддаваться на те соблазны, которые эта профессия подразумевает. Должно быть чувство собственного достоинства и порядочность, которая побудит к принятию правильного решения.